— Твою мать! — выругался сержант Коротаев. — Это болото!
— И что? — спросил капитан. — Парашистай же идет по нему.
— Это огромное болото, — уточнил сержант, — а, значит, его нахрапом не возьмешь. Можно пойти за Парашистаем и остаться в этом болоте навсегда.
— Но он-то ведь идет!
— У него выбора нет, — или вперед, или мы бы его поймали.
Лейтенант Молчанов поддержал сержанта:
— Зачем рисковать жизнью. Проще по рации вызвать вертолет и, пока этот ублюдок в чистом поле, взять его сверху.
— Когда еще прилетит вертолет, — отмахнулся капитан, — а Парашистай уже уйдет.
— Нет, не уйдет, он еще и половины не прошел. Давай, Николаев, — обратился лейтенант к рядовому, — настраивай рацию и вызывай центр. Запросим вертушку и возьмем его сверху.
Капитан посмотрел вдаль, еще раз прикинул расстояние и подумал, что, возможно, лейтенант прав. К тому же, присмотревшись к трясине, он решил, что товарищи правы, — совсем не нужно рисковать жизнью. Ему, городскому жителю, эта сомнительная неровная поверхность сразу напомнила кадры из многочисленных художественных фильмов, когда герой проваливается в трясину и медленно погибает.
— Товарищ капитан, вы будете говорить, или можно мне? — спросил лейтенант.
— Давай сам, — кивнул Ильюшенков и отошел в сторону. Сев на траву, он стал смотреть, как двигается по болоту маленькая человеческая фигурка.
— А он молодец, — сказал сержант, который подошел к нему и сел рядом, — такое впечатление, что Ахтин, кроме того, что хорошо знает лес, еще и умеет передвигаться по болоту.
— Молодец-холодец, — задумчиво пробормотал капитан.
— Что? — переспросил сержант.
— Я говорю, что далеко не уйдет, все равно поймаем.
— Оно, конечно, так, но поневоле начинаешь уважать того, кого преследуешь, если беглец не глуп, ловок и проворен.
— Сержант, ты на чьей стороне? Я вот слушаю тебя и удивляюсь, — такое впечатление, что тебе нравится Парашистай.
— Нравится — не нравится, — хмыкнул сержант, — не в этом дело. Он мою мать вылечил.
Капитан заинтересованно посмотрел на собеседника.
— Ну-ка, давай, рассказывай.
— Семь лет назад моей матери в онкологическом диспансере поставили диагноз — рак желудка. Сделали операцию, после которой доктора сказали, что у неё есть метастазы, которые невозможно удалить во время операции, и что она проживет не больше шести месяцев.
Сержант Коротаев с грустным выражением лица смотрел вдаль, словно вновь проживал события прошлого.
— Мама у меня женщина сильная, и решила бороться до конца. Принимала лекарства, выполняла рекомендации врачей, но — ничего не помогало. Она за два месяца похудела килограмм на пятнадцать. Потом появился асцит, ну, это скопление жидкости в животе, — заметив недоумение на лице капитана, пояснил свои слова сержант, — и она попала в терапевтическое отделение областной больницы. Лечащий доктор у неё был Ахтин Михаил Борисович. Не знаю точно, что он сделал, но мама через две недели вернулась домой и стала поправляться. Прошло семь лет, а она, вопреки прогнозам врачей, жива, — улыбнулся сержант.
— И почему ты думаешь, что это сделал Ахтин? Может, это произошло из-за хорошо сделанной операции?
— Нет. Онкологи, когда мама приходит к ним на плановые осмотры, до сих пор удивляются, как это могло случиться. И я знаю еще два подобных случая, когда после лечения у Ахтина люди выздоравливали. Поэтому я очень удивился, когда его арестовали и обвинили в том, что он маньяк-убийца.
Сержант вздохнул:
— Странно всё это, и непонятно.
Капитан Ильюшенков пожал плечами и снова посмотрел вдаль. Неожиданно вскочив на ноги, он приложил руку ко лбу и стал пристально всматриваться в пустое пространство болота.
Там ничего не было.
Маленькая фигурка исчезла.
Совсем.
Похоже, солнце не двигается по небосводу. Или просто я его не вижу из-за облаков. Кроме того, что жарко, еще и светло. Здесь на болоте я ощущаю себя, как на сковороде — открыт всему миру. Приходи и бери меня тепленьким.
Сделав очередной шаг, я переношу слегу вперед и пытаюсь найти твердую поверхность. Жердь наполовину погружается в вязкую жидкость и только потом замирает, уткнувшись в препятствие. Я уже по грудь в липкой грязи, поэтому спокойно делаю шаг и погружаюсь в болото по пояс.
И снова погружаюсь в своё сознание. В свою семнадцатую весну. Там и тогда я в первый раз понял, что тотальное большинство людей вокруг меня не заслуживают того, что имеют. Они бредут от рождения к смерти, подчиняясь своим инстинктам, и даже не задумываются о своем предназначении. Они соблюдают законы общества, когда знают, что находятся на виду, и тут же нарушают их, когда уверены в своей безнаказанности. Живущие, чтобы поглощать пищу и исторгать из себя отходы жизнедеятельности. Презирающие слабых и преклоняющиеся перед сильным. Они панически боятся смерти, хотя наверняка знают, что их жизненный путь в любом случае закончится на кладбище. Они уверены, что знают разницу между добром и злом, но, как правило, принимают сторону темных сил, когда приходит время выбора, оправдывая себя тем, что этим самым они как раз и творят добро. Перевернув всё с ног на голову и тем самым сохранив своё душевное равновесие, они, довольные и жизнерадостные, идут дальше к своей неизбежной смерти.
Люди, которые в определенных условиях способны убить. И всегда находящие причину для своего собственного оправдания.
Хотя, если их спросить, они твердо и уверено скажут, что это невозможно ни при каких условиях. Убить человека — нет, ни в коем случае, это не про меня, я даже муху обидеть не могу.