Мария Давидовна кивнула. Да, она всё знала. Взяв протянутые акушеркой бланки анализов, она сказала «спасибо» и вышла из кабинета.
Сев в коридоре женской консультации на стул, она наконец-то облегченно выдохнула и стала складывать документы и бланки анализов в сумку. У соседнего кабинета разговаривали две женщины, точнее, говорила одна, а вторая слушала:
— …рожай, говорит! Ага, щас, разбежалась! Живем в общаге, Зойка постоянно болеет, этот гребаный упырь работу нормальную найти не может, у нас даже приличного телевизора нет! И что мне этот гребаный материнский капитал! Я уже узнавала, мне его сразу никто не даст, пока еще второй ребенок до трех лет доживет, да и потом, когда придет время, я не смогу их истратить на то, что мне надо.
Мария Давидовна подняла голову. Полная женщина, выглядящая лет на тридцать, с чуть округлившимся животиком, эмоционально жестикулируя, загибала пальцы на правой руке и говорила:
— Да мне эти двести с чем-то там кусков не хватит, чтобы переехать из общаги в свою квартиру! Вложить в свою будущую пенсию? Так до неё, как до Китая раком, нахрена мне эти деньги в старости, когда они сейчас нужны! Заплатить за обучение ребенка? Да нафига Зойке учеба, — в школе читать, писать научат, и хватит для того, чтобы замуж выйти!
— А в чем проблема-то? — наконец-то спросила женщина, которая сидела рядом с полной женщиной. — Пошла и сделала аборт. Сейчас, вроде, с этим никаких проблем.
— Да, правильно, пойду и сделаю!
Беременная женщина решительно взмахнула руками и стала складывать документы в сумку.
Мария Давидовна вздохнула, встала со стула и пошла к выходу из консультации. Она стояла на крыльце поликлиники, на лице снова появилась улыбка. Начало осени, дни стоят теплые и сухие. Она не знала, где Ахтин, но интуитивно чувствовала, что он жив и на свободе. И пусть она пока одна, и нет никакой надежды на будущую совместную жизнь, Мария Давидовна улыбалась этому своему странному счастью.
Просто любить.
И носить под сердцем плод этой любви.
Впервые в своей жизни Мария Давидовна подумала о том, что до определенного момента всё в этой жизни она делала неправильно.
Она сидела и смотрела на страницу календаря. Смотрела бессмысленно, потому что в голове не было ни одной разумной мысли. Мария Давидовна даже не помнила, зачем она подняла глаза и уставилась на календарный лист. Помотав головой, она стряхнула оцепенение, и опустила голову. Перед ней лежал документ, на котором написано расписание лекций и семинаров со студентами лечебного факультета на осенний семестр. Снова пересчитав количество своих часов, Мария Давидовна вздохнула — почему-то она совсем не хотела заниматься со студентами. Впрочем, вообще не хотелось рано вставать, ходить на работу, консультировать и лечить, давать психиатрические заключения и заниматься ежедневной рутиной. В сознании возникла крамольная мысль — а может бросить всё это, сидеть дома и ничего не делать. Но разум сразу задал резонный вопрос — а на что она будет кушать, да и через неделю тупого сидения в квартире она взвоет.
От мыслей, которые взорвут мозг.
От воспоминаний, которые, как ржа, будут разъедать сознание.
Тонко затренькал радиотелефон, лежащий на столе. Не глядя, Мария Давидовна протянула руку и поднесла трубку к уху.
— Кафедра, — равнодушно и односложно сказала она.
— Здравствуйте, я бы хотел услышать доктора Гринберг.
— Это я, — вздохнула Мария Давидовна, подумав о том, что сейчас придется слушать очередной бред пациента или его родственников.
— Капитан Сергеев Илья Вячеславович, следователь, — представился собеседник, и она сразу напряглась.
— Я слушаю.
— Разговор не телефонный. Я могу к вам подъехать или мы можем встретиться на нейтральной территории. Как бы вы хотели?
Мария Давидовна кивнула, словно разговаривала с человеком не по телефону, и сказала:
— Скоро время обеда, давайте встретимся в кафе.
Она назвала место и время, капитан согласился и попрощался.
Мария Давидовна, задумчиво глядя на монохромный экран телефона, положила трубку на стол. Неожиданно для себя она стала думать о том, что это не может быть доктор Ахтин. Она не знала никакого капитана Сергеева, который бы имел какое-либо отношение к следствию по делу Парашистая. Хотя, это не имело никакого значения — следователя могли поменять. Прошел месяц с тех пор, как она вернулась из санатория. Не было никаких известий об Ахтине, — к ней никто не приходил и ничего не спрашивал. Она каждый день смотрела местную новостную программу по телевизору, в надежде услышать хоть что-то в криминальных новостях. Она прислушивалась к своей интуиции, и она говорила ей, что с Ахтиным всё хорошо.
Почему же именно сейчас она так испугалась, хотя никакой причины вроде нет?
Мария Давидовна встала и подошла к зеркалу. Оттуда на неё смотрело лицо с большими глазами. Большими и испуганными. Заметив небрежность в прическе, она провела рукой по волосам. На пальцах остались несколько волосков. Стряхнув их на пол, она подумала о том, что в последнее время эти досадные мелочи стали приходить всё чаще и чаще. Скорее всего, это связано с беременностью, но, ко всем прочим удовольствиям, состояние организма усугубляется хроническим стрессом. Она живет с постоянным ощущением, что скоро что-то случится. Что-то очень плохое или очень неприятное. И эта постоянная невротическая ситуация заставляет бояться телефонных звонков и появляется желание спрятаться в своей квартире.
Однако это не выход.