Доктор Ахтин. Бездна - Страница 24

Мария Давидовна сжала руками голову и закрыла глаза.

То, что казалось таким очевидным и необходимым, категорически не хотел принимать разум.

— У меня есть еще графа «Против», — словно оправдываясь, пробормотала она.

Открыв глаза, доктор Гринберг нацелилась ручкой и быстро написала — дочь.

— Она — это всё, что у меня есть, — сказала она громким голосом, словно хотела кому-то что-то доказать, — это частичка Ахтина. Если попробовать сделать всё правильно, то на фоне лечения вирус может не попасть к ней. Она избавит меня от одиночества, и вернет интерес к работе, потому что мне будет для кого жить и зарабатывать деньги. Апокалипсиса не будет, потому что этого не может быть. И моя маленькая девочка заслуживает того, чтобы хотя бы попытаться чуть-чуть пожить. И если я умру раньше, то она хотя бы будет знать, что я её люблю.

Последние слова Мария Давидовна практически выкрикнула, и после этого, наконец-то, разрыдалась, смывая слезами ужас своих мыслей.

9.

Мы идем быстрым шагом — Виктор впереди, за ним я, и Валентин у меня за спиной. Из-за облаков периодически выглядывает солнце, и, если лучи попадают на лицо, то ощутимо греют. Вокруг густой и невысокий ельник, настолько однообразный, что из него, кажется, нет выхода. Мы идем вдоль ручья. Так решил Виктор.

— Ручей выведет нас к реке. Кроме того, он течет на запад, куда нам и надо.

Валентин никак не среагировал на его слова, — после того, как у навигатора за несколько секунд закончился заряд батареи, он выглядел, как обиженный ребенок, у которого отняли игрушку.

Я не против идти вдоль ручья, потому что еще не знаю, куда мне надо. К людям, чтобы растворится среди теней, или в тайгу, чтобы на время стать отшельником. В первом случае, у меня возникнет непроизвольное желание вернуться к Марии, что сейчас совершенно несвоевременно. Во втором, — впереди зима и минимум шансов на выживание.

Виктор оборачивается и смотрит по сторонам, словно не может узнать местность. Он молчит, но я уверен, что наш проводник не знает, куда мы идем. Резко свернув, Виктор направляется к высокой старой ели, которая стоит на маленьком пригорке и возвышается над остальным лесом.

— Надо забраться наверх и посмотреть сверху, — говорит он, скидывая рюкзак с плеч, — можете пока отдыхать. Я сейчас быстро, туда и обратно.

Он снимает куртку и передает её мне. Протягивает ружье Валентину. Затем подпрыгивает, хватается за ближайший к нему сук, и подтягивается. Валентин сразу садится на траву под деревом, достает из кармана рюкзака мертвый прибор и задумчиво смотрит на него. Затем поворачивает правое запястье и смотрит на наручные часы.

— Вот, еще и часы остановились, — говорит он озабоченным голосом.

— Наверное, действительно мы в какой-то аномальной зоне, — говорю я.

— Я, конечно, читал про это, — кивает Валентин, — Молебка, и другие места, но чтобы самому оказаться в этом дерьме…

Он покачал головой. Я сажусь рядом на траву и, подняв голову, смотрю, где Виктор. Заметив его на уровне середины дерева, я некоторое время наблюдаю за ним, а потом опускаю голову и встречаю взгляд Валентина. Он пристально смотрит на меня через стекла очков тяжелым не мигающим взглядом и словно что-то ждет. Я невозмутимо смотрю в ответ. В руках у него уже нет навигатора. Теперь пальцы сжимают охотничье ружье Виктора.

— Что-то я не верю в твою красивую сказку о блуждании по болоту, — наконец-то говорит он, — врешь ты всё.

Я ничего не говорю в ответ. Мне интересно, как он дальше будет развивать свою мысль. То, что Валентин представляет какую-то угрозу для меня, да и для Виктора тоже, я уже понял. Но пока не знаю, какого рода опасность. Поэтому я смотрю на собеседника и молчу. Самый лучший способ узнать опасность, дать ему возможность открыться.

— Да, ты выглядишь так, словно долго был в лесу, — как бы рассуждая, говорит Валентин, — но целый месяц в одной футболке и без огня в сентябре выжить здесь невозможно. Ты должен подохнуть от голода и ночного холода. И если бы ты захотел, то в любом случае за это время вышел бы к людям. Значит, ты почему-то не хочешь быть среди людей.

Валентин смотрит на меня и пытается увидеть на моем лице какие-нибудь эмоции в ответ на его слова. Ничего не заметив, он говорит:

— Мне кажется, что ты здесь появился не просто так. Тебе что-то нужно, не так ли? Что? Или кто?

Он, прищурив глаза, с угрозой взирает на меня. Губы еле заметно дрожат. Пальцы рук судорожно сжимают цевьё ружья. И я вдруг понимаю, что он боится меня. Просто абстрактно боится, из-за того, что сам для себя не может объяснить моё появление. Но в этом страхе есть еще что-то, словно Валентин не только боится, но и чуть-чуть радуется. И эта странная смесь эмоций заставляет меня улыбнуться собеседнику. И — ничего, кроме улыбки, Валентин не получает в ответ на свои вопросы.

— Ладно, не хочешь, не говори.

Он наставляет на меня ствол и продолжает говорить с угрозой в голосе:

— Я просто убью тебя, а Виктору скажу, что случайно нажал на курок. Ну, знаешь, такое бывает в лесу. Я — неопытный охотник, могу случайно нажать на курок, а пуля — дура, цель нашла.

Я смотрю в отверстие и продолжаю улыбаться. Ситуация начинает мне нравится. Валентин поступает глупо и необдуманно, и это хорошо. Он сгибает указательный палец правой руки на курке и ждет, как я среагирую. Он уверен, что я испугаюсь, потому что судит по себе.

Я отвожу взгляд от гипнотизирующего отверстия и снова смотрю в глаза Валентина.

— Стреляй, — спокойно говорю я.