Доктор Ахтин. Бездна - Страница 39

Затем долгое время она выкладывала фундамент для будущей встречи.

И, может, именно эта встреча — всего лишь мгновение в сумеречном предрассветном свете — в больничном дворе заставила её поверить, что она любит и любима?

Дальше её сознание на крепком фундаменте возвело огромный воздушный замок, в котором нашлось место для любви.

Что это было? Наваждение, которое она сама создала и поверила в него?

Или внушение, с помощью которого Ахтин заставил её поверить и помогать ему?

В конце концов, она совсем не знает, на что он способен.

Точнее, она совсем его не знает.

Мария Давидовна встала с дивана, запахнула халат и подошла к окну. Глядя через стекло на крупные хлопья снега, она внезапно осознала, что последние годы живет в странном мире, который, возможно, придумала сама или он придуман маньяком-убийцей. Мир, который оторван от реальности и превратился в скрученную спираль сжимающейся вселенной, центр которой — доктор Ахтин. Когда спираль развернется, мир развалится, оставив её один на один с той реальностью, где убийца наказан, и правосудие торжествует.

Снег за окном медленно падал. Мария Давидовна, созерцая их полет, тихим шепотом пробормотала:

— Будь ты проклят, Ахтин!

Резкий толчок в правое подреберье заставил её вздрогнуть от неожиданности. Она замерла, прислушиваясь к своему организму. И когда движение в животе повторилось, Мария Давидовна улыбнулась.

Возможно, она права.

Может быть, Ахтин действительно всего лишь использовал её.

Скорее всего, она никогда его не увидит, и их последняя встреча навсегда останется последней.

Всё это неважно.

Пустые мысли, вялые эмоции, смятые образы.

Ярко вспыхнувшая спичка.

Огонь, обжегший пальцы. И быстро угасший.

Оставивший после себя черный пепел и неясные воспоминания.

Когда мир развалится на куски, она не останется одна.

И этому Мария Давидовна улыбалась, глядя в окно, где снегопад начал постепенно перекрашивать реальность в белый цвет.

10.

Вода. Чистая и холодная. Она медленно стекает по рукам, возвращаясь туда, откуда я её взял. Сначала ручейками, а потом и крупными каплями, собирающимися на кончиках пальцев и медленно падающими обратно в реку. Только что эта капля казалась красиво оформленным созданием, и вот она уже растворилась в огромной массе таких же капель, став частью безразмерного целого. Потеряв свою индивидуальность, слабая капля получила мощь речного потока. Наверное, так же и тени, — страшно выбраться из толпы, образующей стадо. Ужасно быть отвергнутым обществом и остаться один на один с окружающим миром. Невозможно даже пытаться идти своим путем, потому что эта дорога кажется стремительным бегом к краю бездны.

Я сижу на берегу реки и смотрю, как крупные снежинки падают в воду. Абсолютно безветренно, поэтому белые хлопья неторопливо и спокойно опускаются на ровную гладь медленно текущей воды и растворяются в ней. Наверное, это красиво. Можно даже сказать — феерично. Но мне кажется, что это обыденно и привычно. Снегопад в начале зимы. Так было, и так будет, потому что этот мир так устроен.

Раннее утро. Костер почти погас. Надо вернуться к костру, и попытаться оживить его, — у Виктора осталось всего шесть спичек. И четыре патрона. Скоро всё закончится, и мы останемся один на один с тайгой. Пока у нас были ружье и спички, можно сказать, что мы играли в неравных условиях. И временно побеждали у природы.

Впрочем, сам факт того, что мы не знаем, где находимся, сразу же уравнивает нас с тайгой. Даже имея большой запас патронов и спичек, мы можем вечно ходить между еловыми или сосновыми стволами, — это ничего не меняет. Ни Виктор, ни я, ни тем более Валентин, — никто из нас не знает, что дальше. Река не меняется, лес то смешанный, то хвойный, осень неумолимо заканчивается. Надежда на благоприятный исход уже растаяла, как снежинка, упавшая на мою руку.

Я просто верю, что скоро всё изменится.

Виктор уже ни во что не верит. Я вижу это в его глазах.

Я встаю и медленно иду к костру. Подбросив веток, старательно дую на угли, чтобы огонь разгорелся. Первые робкие языки пламени начинают свою пляску, и я протягиваю ладони к огню.

Вообще-то, без костра я быстро мерзну. На мне слишком мало одежды, чтобы выжить, когда придет зима и сильные морозы скуют реку. Виктор пока молчит, но я вижу, что он думает об этом. И пока ничего придумать не может, кроме того, что поделился со мной своим свитером. Не уверен, что это мне поможет, потому что та одежда, что на мне, уже настолько грязная, что некоим образом не защищает меня от холода.

Валентин с нами не разговаривает. Он всё глубже погружается в свою болезнь. Ненависть медленно точит его сознание, злость накатывает на сознание волнами, заставляя его строить планы по нашему уничтожению, но страх получить отпор пока сильнее его желания убить нас. Это вопрос времени и условий.

И он точно не даст мне ничего из своей одежды.

Из палатки вылезает Виктор. В его руках ружье, которое он не выпускает из рук. Он подходит ко мне и спрашивает:

— Холодно?

— Как обычно, — пожимаю я плечами.

— Валентин где?

Я с недоумением смотрю на него.

— Там, — показываю я на палатку.

— Его в палатке нет.

Мы смотрим друг на друга. Я находился у реки совсем недолго, — неужели Валентин в этот момент вылез из палатки и куда-то ушел.

Я озвучиваю свои мысли. Виктор, кивнув, возвращается к палатке и смотрит на землю. Снег еще не успел запорошить следы, которые ведут в лес.

— Думаешь, он ушел? — спрашиваю я, догнав его.