— Говорят, ты доктор?
— Да.
— Болит у меня, вот тут, — он показывает рукой на правый бок, — иногда так сильно, что прямо хоть на стену лезь.
Я делаю шаг, приблизившись к мужику. Правой рукой поворачиваю его голову так, чтобы свет от факела освещал глаза. Я вижу желтизну, но главное то, что я чувствую руками. Знаю причину, и понимаю, что ничем не смогу ему помочь. Злокачественная опухоль в печени и асцит. Всё уже настолько запущенно, что помочь невозможно. Поэтому, покачав головой, я отвожу глаза и говорю:
— Ничем не могу помочь.
Мужик хмурится.
— А говорили, что ты доктор. Говорили, что поможешь.
— Бог тебе поможет.
Мужик плюет себе под ноги и уходит, еле слышно бормоча проклятия. Думаю, что на этом прием пациентов закончится.
Я сажусь на лапник рядом с Виктором. Возможно, он захочет продолжить наш разговор. Так и происходит.
— Я хочу выбраться отсюда.
Виктор говорит тихим шепотом. Он смотрит прямо перед собой. Он говорит то, что думает:
— Эти стены давят со всех сторон. Лучше блуждать в лесу, чем сидеть здесь и ждать, когда Пророк решит твою судьбу. Мне надо выбраться отсюда и вернуться к людям, чтобы найти Тамару и моего ребенка. Меня страшит даже мысль, что мы навсегда останемся здесь. И я каждую секунду думаю об этом.
Я никак не реагирую на его слова, потому что он не ждет ответа на свою речь. Виктор просто выплескивает из себя свой страх.
После завтрака — пшенная каша на воде, кружка настоя на травах — Архип жестом показывает мне, что надо идти за ним.
— Что, только я один? — уточняю я.
Он кивает и снова нетерпеливо машет рукой.
Переглянувшись с Виктором, я подчиняюсь.
— Не к добру это, — говорит Виктор мне вслед.
И он прав, — похоже, что нас разделяют. Может, ненадолго, а, может, навсегда. Я этого не знаю. Но пока мы ничего не можем изменить, поэтому продолжаем плыть по течению. Я иду по коридорам пещеры в знакомом направлении и думаю о том, что для меня скоро всё может закончиться.
Или всё только начнется.
Отец Федор встречает доброй радушной улыбкой. Охранник Афанасий, который сидит в дальнем углу, смотрит на меня исподлобья.
— Рад видеть в добром здравии, — говорит Пророк. Он сидит за столом на привычном месте.
— Спасибо, и вам не болеть.
Я подчеркнуто вежлив и доброжелателен. Сев на предложенное место напротив него, я смотрю на проповедника и жду.
— Говорят, что ты пользуешь мою паству, — сразу переходит к делу Пророк, — слухи идут, что ты, как доктор, имеешь успех. Некоторым помог, некоторых вылечил. Прихожане хорошо о тебе отзываются и идут к тебе за помощью.
— Как могу, так помогаю людям, — пожимаю я плечами.
Федор удовлетворенно кивает и зловеще улыбается, словно я только что признался в тяжком грехе.
— Да, после того, когда ты мне зуб выдернул, — он показывает на свою щеку, — всё прошло. Не болит, не опухает. Хорошо.
— Я рад.
Отец Федор задумчиво смотрит на меня и молчит. Я жду, понимая, что он позвал меня не для того, чтобы сказать мне «спасибо» за лечебные мероприятия. Впрочем, слов благодарности я тоже пока не услышал, — ни тогда, когда выдернул больной зуб, ни сейчас. И это о многом говорит.
— Кто ты? И зачем здесь появился?
Вопросы, которые задает Федор, скорее всего, сказаны Валентином. Он тоже подозревал, что я пришел за ним. А теперь Пророк думает, что я здесь для того, чтобы мешать ему вести паству на Небеса. Так как я не отвечаю, Федор задумчиво продолжает:
— Мне сказали, что ты якобы заблудился в лесу, бродил целый месяц в одной футболке, питался ягодами и при этом ты не выглядишь изможденным. Я бы даже сказал, что ты даже нагулял вес в лесу.
Кивнув, я отвечаю:
— Да, я шел через болото и потерял целый месяц. Зашел в лес в августе, а людей встретил в сентябре. Что было со мной в течение этого месяца, я не знаю. Может, попал в какую-то аномальную зону.
— Да ты что, — с ухмылкой покачивает головой Федор, — прямо в аномальную зону попал. И ничего не знаешь, ничего не помнишь. Замечательно.
Я вижу, что он мне не верит. А точнее, он и не собирается верить мне. Валентин ему рассказал то, что Федор принял за истину, и теперь я могу всё что угодно говорить, — мне никто не поверит. Поэтому я сознательно обостряю разговор.
Я говорю:
— Сказано: остерегайтесь тех, что приходят к вам в овечьей шкуре, а внутри — хищные волки. Их вы узнаете по делам их.
Отец Федор, зло прищурившись, говорит с угрозой в голосе:
— А вот это ты зря. Здесь только я имею право произносить святые слова.
— Да, конечно.
Я смиренно склоняю голову. Боковым зрением вижу, как Афанасий тянет руку к ножу. Наверное, сейчас тот самый момент, когда надо нападать первым, но я медлю. Что-то я не учитываю, чего-то не замечаю. Мне только кажется, что я могу что-то изменить в свою пользу. Поэтому, склонив голову, я жду.
— Сказано: всякое дерево, не приносящее хороших плодов, будет срублено и брошено в огонь, — говорит спокойным голосом отец Федор, — поэтому я спрашиваю — какие плоды ты принес сюда?
Я улыбаюсь. Он уже приговорил меня. Что бы я ни сказал, и как бы ни пытался защититься. Через секунду всё придет в движение, и мне надо будет бороться за жизнь. Или даже не пытаться это делать, дав им возможность отправить меня в Тростниковые Поля. Рядом нет Богини, и только это заставляет меня сопротивляться, — мне бы не хотелось уйти, не услышав её напутствия и не увидев добрую улыбку.
Подняв голову, я смотрю в глаза Федора и говорю:
— Покажу на лжепророка, и разбегутся овцы стада его. Кто имеет уши слышать, да услышит глас Божий, ибо это есть мой голос.